Мало любить! Надо благоговеть!

автор статьи Нарине Меликян

Когда-то, в мои студенческие и художественные годы, изучая Сергея Параджанова, я не совсем понимала, как это "благоговеть" и одновременно "любить красоту".

Прошли годы. Жизнь опять столкнула меня с Параджановым. Видимо, чтобы непонятное стало для меня понятным и явным глазами художника, чья жизнь прошла в нескольких кругах ада.

Я и директор музея Параджанова,
Завен Саркисян. Иерусалим, 11/23/2016 

Идя на встречу с директором музея Параджанова, я уже точно знала, что буду готовить фильм о далеко неординарно эпатажном и противоречивом человеке, о котором всем стоит знать. Эта знаменательная и неожиданная встреча состоялась благодаря режиссёру, Эдуарду Эдлис Мартиросяну, ныне живущем в Израиле и знающего Сергея Параджанова при жизни свыше двадцать лет. Более того, он же поставил спектакль "Исповедь. Жизнь и фантазии Сергея Параджанова", получившего высокую оценку зрителей и в прессе.

Каждый талант обладает своими качествами, которые не могут быть не замечены и не показаны неравнодушным критиком или исследователем. Вот и я - художник искусствовед по профессии и журналист с опытом, просмотрев не один фильм о мастере «добра и зла», нашла необходимым показать  лучшее о кинорежиссёре глазами других людей и дополнила своим познанием и исследованием творчества гения искусства коллажа и новатора искусства кино. И потому осмелюсь на некоторые выводы и высказывания.

Параджанов – удивительный пример того, когда, не будучи этническим украинцем, человек стал украинцем по своему духу. Притом не просто человек, а Творец. Если бы на нашей земле было больше таких людей как он, жизнь была бы намного светлее.

фотография Завена Саркисяна

 

«Больше всего на свете я люблю Армению, Грузию и Украину», — говорил гений и мистификатор, «тбилисский армянин, сидевший за украинский национализм». «Я отомщу Украине», — говаривал он, и на вопрос: «Как?» — отвечал: «Любовью».

Сам Параджанов был сыном нескольких стран и культур. Родился и вырос в Грузии, учился в Москве в прославленном ВГИКе, женился, обрел семью, поставил свой самый знаменитый фильм «Тени забытых предков» в Киеве, а умер на родине своих далеких предков в Армении. В последнее десятилетие жизни, после отсидки в лагерях и ряда свободолюбивых заявлений, ему не давали снимать кино, его отлучили от всех киностудий Советского Союза. Но творческий темперамент продолжал клокотать в его больном сердце.

Параджанов нашел применение своему таланту в новом для себя виде и жанре творчества — коллажах, которые создавал буквально из ничего: из осколков битой посуды, обрывков тюлевых занавесок, раздавленных очков, рассыпавшихся бус, игральных карт, сломанных кукол, носовых платков, наволочек, гвоздей, проволоки, перьев, ракушек, обломков расчесок… Специалисты утверждают: каждый его коллаж — это, по сути, спрессованный фильм. А каждый кадр его фильма — это законченная картина, осталось только взять ее в рамку...

Сергей Параджанов стал символом эпохи разрушения канонов и устоев соцреализма. Он создал своё кино, и потому ему не могли не завидовать, о нём не боялись говорить, что он опасно свободный человек. 

Он не единожды говорил, что ещё не досказал о красоте, и это было веской причиной задержаться ещё чуть-чуть в этом недобром и жестоком  мире вездесущих Советов.

Он наверняка хотел бы жить для того, чтобы завершить свой начатый фильм-откровение - исповедь о детстве, о матери и об отце, о времени в котором много страдал, терял, где он испытывал достаточно страха, испуга, клеветы и унижений,  и, несмотря ни на что, и даже на своё вечное одиночество, он был счастлив.

Как говорили его друзья, он воистину был гениальным ребенком, чистым, трогательным, не защищенным, с болью внутри и любовью к людям и жизни. Каким человеколюбием надо было обладать после всего, чтобы остаться таким добрым и чистым!

Его «личный киновед», исследователь творчества Параджанова, кинокритик Кора Церетели, говорила: «он воспевал добро в каждом своём фильме. Он во всем был человек гомерический, чрезмерный, одержимый одариванием. Современный эпатаж чаще всего нетворческий, скандальный, противно смотреть, как на нем пытаются заработать. А он умел так сочетать несочетаемое , что рождался новый смысл, формировалась новая эстетика .

И опять же из её слов «Конечно, он был гением, и самое ужасное, что сам это понимал. Я ему говорила: «Ты снял мой любимый фильм, картину на все времена», — а он в ответ: «Конечно, только гении и могут создавать шедевры: Феллини, Антониони, Пазолини и я». Наверное, он был в первую очередь не режиссером, а художником, видел звук и слышал цвет. У него был вкус вещей, он осязал их фактуру, чувствовал ее, как ни один искусствовед. Мы заходили в огромный музей, он кричал «Дюрер, Дюрер», шел, как на запах, мгновенно находил и замирал перед ним: «Какая красота!»

И знаете, что самое удивительное? При всей его эксцентричности, взбалмошности, он всегда помнил: «Я должен что-то передать, оставить после себя».

Обладая безграничным интересом и талантом, который ему было трудно скрывать в себе, и свою страсть к визуальной красоте, Сергей Параджанов искал, находил и передавал её в своих творениях.

В ранние годы на студии Довженко он снял ряд документальных и научно-популярных фильмов: Наталия Ужвий (1957), Думка (1957), Золотые руки (1957), Акоп Овнатанян , Нико Пиросманишвили . Был автором и соавтором нескольких сценариев, художником ряда спектаклей и фильмов. В 1964 появился его первый шедевр «Тени забытых предков» (по одноименной повести М. Коцюбинского; премия за лучшую режиссуру и приз на кинофестивале в Мар-дель-Плато, Аргентина, 1965; Кубок I Фестиваля Фестивалей в Риме, Италия, 1965 и др. награды), принесший режиссеру всемирную славу. Режиссер-армянин создал кинематографический памятник гуцульской культуре. Поразительное проникновение в западно-украинскую этнографию здесь сочетается с самобытной поэтикой Параджанова. В картине доминирует изобразительное начало, причем особое место занимает новаторская работа с цветом, однако и мелодика гуцульской речи становится сильным выразительным средством. Для большинства эпизодов характерно стремительное внутрикадровое движение. Это самый экспрессивный фильм Параджанова. История о любви, смерти и верности исполнена мощной языческой витальностью. Всемирно прославившийся режиссер, тем не менее, оставался в вынужденном простое. Его работа над фильмом «Киевские фрески» была прервана. 

В 1967 году Параджанова приглашают на Ереванскую киностудию, где он работает над фильмом «Цвет граната» ( Саят-Нова ) картину о великом армянском поэте, речь в которой идет скорее о жизни духа, нежели о внешних событиях биографии. Здесь киноязык Параджанова значительно обновляется. «Цвет граната» , подобно поэзии, изъясняется метафорами. Кадры обретают почти полную статику, отчего малейшее движение внутри них воспринимается как событийный взрыв. Предметы, представляющие подлинную историко-этнографическую ценность, работают наравне с актерами. Язык цвета обретает еще большее значение, хотя цветовая гамма становится более лаконичной. Каждый кадр содержит максимум смысловой информации, и считывание этого насыщенного содержания требует от зрителя немалой внутренней культуры. 

В 1974 -1977 Параджанов находился в заключении, куда этот неудобный и конфликтный человек был отправлен по умело составленному обвинению. С просьбой об освобождении режиссера обратился к Л. И. Брежневу Луи Арагон. Только после этого удалось вытащить Параджанова с зоны. 

После возвращения Параджанов работал на киностудии Грузия-фильм, где совместно с Д. Абашидзе поставил «Легенду о Сурамской крепости» (1984) - фильм о жертвенной любви сына к матери.  Это фильм, посвящённый  грузинским воинам всех времен, отдавшим жизнь за Отечество. В основе его лежит древняя грузинская легенда: готовясь к защите своей страны от нападения иноземных поработителей, народ возводил крепость, но каждый раз, когда стена достигала уровня крыши, она обрушивалась.

«Стена выстоит, если в нее будет замурован самый прекрасный юноша», — сказала гадалка. И нашелся юноша, который совершил самопожертвование ради спасения Отечества. Благодаря этой жертве крепость была воздвигнута, и никто и ничто уже больше не могло ее разрушить. 

В 1986 году с  тем же Абашидзе он создал фильм «Ашик - Кериб»  на основе произведения, которое представляет собой запись народной азербайджанской сказки, которую Лермонтов услышал на Кавказе, куда был выслан за стихотворение «Смерть Поэта».

Поэтичная сказка, напоминающая древнюю легенду, повествует о любви двух молодых людей, которые преодолевают все препятствия на пути к счастью. Троекратные повторы сближают литературную сказку с фольклорным произведением. Сказка хорошо заканчивается. После её прочтения, и особенно после визуального наслаждения остаётся светлое и радостное чувство. Параджанов в этом фильме осуществил свою мечту, где любовь побеждает препятствия. Ашик-Кериб из-за гордости отправляется в дальние края, чтобы заработать денег на свадьбу со своей возлюбленной Магуль-Мегери. На прощание они уславливаются, что если в назначенный срок Ашик не вернется, она выйдет за другого. Разбогатев на чужбине, Ашик забывает о своем слове, и только напоминание Магуль-Мегери об этом при помощи золотого блюда и чудесная помощь всадника на белом коне помогают ему воссоединиться с любимой.

Эта сказка и изобразительное искусство кинорежиссёра учат выполнять обещанное и ценить природу и людей в её всеобъемлющей красоте бытия.

Сергей Параджанов стал гением,  несмотря на все гонения. Он остался человечным, и этому доказательство - его творчество, которое разговаривает с нами, приглашает нас в его мир, способный научить любить красоту, искусство, природу, людей. Что может быть так притягательно для учёбы, как не красота.

Своим приглашением в мир он искушает нас испытать эмоции от недосказанной  красоты, которую мы сможем додумать по своему разумению и по своим способностям.

Он неоднократно  повторял, что недостаточно только любить - надо благоговеть, и сегодня, снова изучая его мир, я поняла, что нужно нам не молчать о том, что должно быть сказано  своевременно, чтобы быть понятым и понятным в первую очередь для себя самого.

Его вспоминают в дни его рождения и смерти во всем мире, где любят, ценят и понимают язык настоящего киноискусства, — ведь наряду с Антониони, Феллини, Бергманом, Куросавой, Бунюэлем, Тарковским он был одним из величайших режиссеров-новаторов ХХ века. Но есть место на земле, где о нем помнят всегда: музей Параджанова в Ереване открыт 365 дней в году.

В доме-музее Параджанова нет мемориального уныния. Это очень живое, теплое, насыщенное светлой энергией место. Здесь незримо витает дух самого Параджанова — гения, выдумщика, остроумца, озорника. Его там так много, что поначалу, не осязав или не восприняв как должное его творчество с пониманием всеобъемлющего гения, можно растеряться и уйти с душой прерванного разговора  с ним и недослышанного рассказа от него о себе. Это и произошло со мной в прошлые годы студенческой жизни и не потому, что мы были слишком молоды и не способные понять его –нет, просто в Параджанове так много фантасмагории, что не каждый может устоять перед его наплывом неодержимой силы творчества, темперамента и воображения.

фотография Завена Саркисяна

фотография Завена Саркисяна

Его коллажи искрятся юмором, лучатся любовью и счастьем творчества. В музее соприкасаешься с чудом. Благодаря стараниям директора, в  музее и поныне сохраняется дух Параджанова. Описывать параджановские коллажи, нарисованные им афиши и эскизы к фильмам и спектаклям, созданные им костюмы, шляпки, женские украшения — занятие бессмысленное. Их надо видеть, наслаждаться ими, вступать с работами мастера в неспешный диалог. Только ради того, чтобы побывать в музее, стоит приехать в Ереван. Правда, если повезет, работы Параджанова могут приехать и в гости. Мы говорили с ним и об этой возможности - выставки в Иерусалиме.
 За истекшие годы музей организовал порядка свыше 80 выставок во всем мире, в том числе в Москве, Каннах, Киеве, Токио, Тбилиси, Риме, Тегеране, Пекине, Лондоне, Бостоне, Париже и других городах — и везде они проходили на ура.

фотография Завена Саркисяна

Вся театральная жизнь Параджанова с неизменчиво загадочным и праздничным состоянием  души доказывала его противостояние заурядности. Довлатов называл его режиссером-фокусником, который был тотальным художником: когда ему запрещали снимать, он создавал коллажи из ничего и говорил, что каждый коллаж - это маленькая короткометражка. Он расцвечивал будни, противостоя серости, и пытался каждый момент жизни превратить в яркое событие. Он режиссировал саму жизнь. Его фильмы смотришь как сон, не понимая где начало, а где конец. Во сне как бывает: вроде нет логики, а он тебя впечатляет своими символами. Поэтому надежда продолжает жить вокруг красоты и доброты искусства режиссуры. Многие до сих пор  не знают Параджанова, но есть шанс, что фильмы и искусство мастера-фокусника кадра станут понятны и признанны. Это и есть путь заразиться красотой, добротой и любовью, чтобы не быть  в изоляции и одиночестве.

А также смотрите

Я отомщу миру любовью